Одним из важнейших последствий индо-пакистанской войны 1965 года было резкое охлаждение отношений Индии и Пакистана с Западом в лице, прежде всего, США и Британии

Война 1965 года стала водоразделом для всей Южной Азии. В предшествующие два десятилетия в первую очередь Британия, а затем и США доминировали в политическом и экономическом пейзаже Южной Азии и совместно работали над ограничением советского и китайского влияния. Ту эпоху в Индии даже называли с долей иронии "Американский Полурадж" (намёк на период британского колониального правления, именовавшийся в Индии "Британский Радж").
С середины 50-х администрации Эйзенхауэра и Кеннеди потратили много сил и средств в попытке превратить Пакистан, а затем и (особенно после Гималайской войны 1962 года) Индию в препятствие на пути коммунистической экспансии в Азию. Модернизация армии, обширная экономическая помощь, кредиты, попытки втянуть страны в систему западных альянсов, а также действия по срыву договорённостей обеих стран с СССР и КНР.
В британском случае схожая политика ещё и окрашивалась имперской ностальгией, премьер-министр Вилсон любил рассуждать о "гималайской границе" Британии – "это не столько военная, политическая или экономическая граница, сколько граница моральная и мировоззренческая".

Но к середине 60-х годов данная политика во многом исчерпала себя. Смена поколения политиков (Неру как-то в шутку назвал себя "последним англичанином, правившем Индией"), отказ от привычки смотреть на американских и британских деятелей снизу вверх, стремление строить отношения на более прагматичной основе, без разглагольствований о принципах. И без "тёплых воспоминаний прошлого".
И главное, и в Дели и в Равалпинди всё большее раздражение вызывало то, что и Вашингтон и Лондон так и не решались сделать выбор между двумя странами.
С улиц индийских и пакистанских городов массово убираются памятники времён британского владычества – в Индии на смену лорду Керзону и прочим вице-королям приходят вожди за независимость, вплоть до таких спорных для британцев фигур как Субхаш Чандра Бос.

Уже весной 1965 года, в ходе боёв в Качском Ранне, недовольство индийских и пакистанских политиков западными союзниками стало прорываться открыто. Прибывший в мае 1965 года с очередным визитом в Дели начальник британского штаба обороны лорд Маунтбеттен встретил гораздо более холодный приём со стороны индийских военных и политиков, чем в предыдущий визит. Его индийский коллега Джоянатх Чаудхури под надуманным предлогом отказался от согласованного ранее решения сделать последнего вице-короля Индии шефом одного из индийских полков.

Индийцы были недовольны тем, что британцы не поддержали их однозначно. Ещё сильнее они были злы на США, допустившими использование американской техники, несмотря на неоднократные ранние заверения. Американский посол Честер Боулс в панике докладывал в госдеп, что нужны срочные меры, чтобы "предотвратить быстрое и катастрофическое падение позиций США в Южной Азии".
В Пакистане же были уверены, что англо-американское вмешательство "украло" у них победу. 14 июля 1965 года по всему Пакистану прошли антиамериканские митинги, на них выступил и президент Айюб Хан, он заявил, что США опьянены своей силой и пренебрегают союзниками.
В начале августа госдеп даже обратился к британским коллегам, чтобы они подействовали на Айюба и его министров, дабы они поумерили пыл своих "антиамериканских филиппик".

А затем случился "Гибралтар", которого в Вашингтоне и Лондоне попытались не заметить. И 6 сентября 1965 года началась война.
Отреагировали на неё в двух англосаксонских столицах по-разному.
Президент Джонсон к тому времени уже испытывал "серьёзные сомнения" в оправданности текущей политики в Южной Азии, считая, что роль субконтинента в стратегии Холодной войны явно преувеличена. Во многом из-за этого он и отреагировал на эскалацию войны, вопреки мнению унаследованных от Кеннеди экспертов по Южной Азии, так резко и жёстко.
Причём прекращение боевых действий нисколько не смягчило политику Вашингтона. В ноябре 1965 года США отказались возобновлять военное сотрудничество с Индией и Пакистаном в ближайшие годы и заставили поддержать эмбарго и британцев.

20 октября 1965 года Джонсон при подписании законопроекта об иностранной помощи сделал заявление, что отныне при предоставлении помощи приоритет будет за экономическими и политическими соображениями, а не вопросами безопасности. "Наша… помощь пойдёт тем странам, которые смогут использовать её наиболее эффективно". Стремясь побудить правительство Индии отвлечь ресурсы от промышленных проектов к крайне необходимым аграрным реформам, продовольственная помощь США была помещена на "короткий поводок", с утверждением президентом каждый месяц. В разгар сильной засухи, когда впервые со времён окончания Второй мировой Индия увидела пшеницу, рис и сахар по карточкам, такой подход привёл в бешенство индийских политиков.
К лету 1966 года индийцы в массе были убеждены во "враждебности США". Встречи официальных лиц превращались в соревнования "кто больнее ударит партнёра".

Не лучше была ситуация и в Пакистане. Отставка министра иностранных дел Бхутто, которого западные дипломаты считали "безрассудным и лживым политиканом", который манипулировал "простым и патриотичным солдатом" Айюбом, не изменил отношение пакистанской элиты к Западу. Мнение Бхутто, что цена дружбы с Америкой непомерно велика для Пакистана, стало господствующим.
И в 1969 году президент Айюб решил не продлевать аренду объекта ЦРУ в Бадабере (именно оттуда в 1960-м вылетел Пауэрс), сопроводив решение резким посланием Никсону, где заявил, что "американцы предавали нас на каждом шагу… Они думают, что мы существуем только для их удобства".

А вот британцы отнюдь не намеревались рвать связи с Южной Азией, но не смогли их сохранить.
После начала боевых действий министерство по делам Содружества предложило премьер-министру Вилсону направить "жёсткие послания" Индии и Пакистану. Министр по делам Содружества Артур Боттомли в это время отдыхал в Шотландии, поэтому послание поручили оставить его заместителю Кледвайну Хьюзу.
Хьюз в беседе с Вилсоном выразил уверенность, что именно Индия совершила акт агрессии – одно дело трансграничные операции через линию прекращения огня в Кашмире, и совсем другое дело пересечение международно-признанной границы. Поэтому в первую очередь надо давить на Дели.

Посовещавшись с министром иностранных дел Майклом Стюартом, в конце дня 6 сентября Вилсон санкционировал отправку посланий с требованием немедленно прекратить боевые действия. Также премьер сделал заявление на Даунинг-стрит, 10, выразив глубокую озабоченность, "особенно тем фактом, что индийские силы атаковали Пакистан через международную границу в Пенджабе".

В Дели были в ярости. Ещё до конца дня 6 сентября индийский верховный комиссар в Лондоне Дживрадж Нарайян Мехта добился приёма у Вилсона и Хьюза, и выразил возмущение тем, что британский премьер "пригвоздил к позорному столбу Индию как страну-агрессора, ни словом не упомянув о действиях Пакистана". И предупредил, что "это заявление будет иметь далеко-идущие последствия для наших отношений".

"Неприличная поспешность" Вилсона в осуждение Индии стало смертельным ударом по "особым" отношениям двух стран, фактически похоронив их. Последовали резкие ответные заявления, шумная антибританская кампания в прессе.
Бывший верховный комиссар в Лондоне Виджая Лакшми Пандит 26 ноября заявил британским друзьям, что "очень трудно преувеличить непопулярность Великобритании в Индии". А посол Фриман в начале января 1966 года написал министру Боттомли, что "все плоды моей кропотливой работы по восстановлению положения Великобритании в Индии уничтожены".

Из Исламабада звучали не менее оскорбительные заявления в адрес бывшей метрополии. После очередной девальвация фунта в феврале 1968 Айюб Хан иронично заметил, что Великобритании пора уже к кому-нибудь присоединятся – или к Евросоюзу или к США в качестве 51-го штата.

Подводя итог произошедшему, Роберт Комер 5 октября 1965 года написал своему начальнику, помощнику президента США по вопросам национальной безопасности Макджорджу Банди: "Мы получили худший из возможных для нас миров, как в Индии, так и в Пакистане".

К посредничеству СССР в Вашингтоне отнеслись довольно спокойно, ибо, как писал госсекретарь Дин Раск "Мы ничего не могли проиграть в результате".
А вот в Британии Ташкентские переговоры были встречены очень эмоционально – "Таймс" написала, что "должно быть, как странно и невыносимо показалось бы лорду Керзону, что судьба Южной Азии решается в Ташкенте". А министр иностранных дел Стюарт констатировал, что традиционное место Британии в Южной Азии теперь заняли Советы.

Отношения США с Пакистаном стали постепенно восстанавливаться только в начале 70-х, но только после злополучного советского вторжения в Афганистан окончательно нормализовались – при зашкаливающем антиамериканизме в пакистанском обществе.

В отношении же Индии только к концу 1990-х годов наметилось некоторое восстановление позиций США и Великобритания, но они и близко не подошли к тому уровню влиянию, которое имели до 1965 года.

 

Обсудить на форуме